О ЛОНДОНЕ И ЕГО ОБИТАТЕЛЯХ.
Подглядывала Дина Крупская
Привет тебе из далекого Туманного Альбиона, брат читатель. Знаешь, еще недавно я ошибочно верила в то, что страны не слишком отличаются друг от друга. Так вот, меня ждало приятное разочарование. И если тебе самому не удалось еще постоять на берегу Темзы, принимая на голову весь запас питьевой небесной воды, причитающийся англичанам в конце лета, и пытаясь удержать выворачивающийся наизнанку хлипкий зонтик с торчащей во все стороны арматурой спиц, то тебе будет небезынтересно услышать о впечатлениях любопытного русского туриста, впервые оказавшегося за границей.
Они улыбаются
Да-да, они действительно улыбаются. Улыбаются, потому что так предписано правилами вежливости. Диковатое ощущение. Стоит встретиться глазами с прохожим – он тебе непременно улыбнется. Лихорадочно копаешься в памяти – вдруг знакомый? Ну, хорошо, если улыбнулся молодой человек, еще можно подумать, что с тобой ненавязчиво заигрывают. А если дама?… Тебе могут даже небрежненько эдак сказать «Привет!» - и пойти дальше, а ты остаешься - оглядываться и таять от умиления.
Частная собственность
Сначала мне казалось, что все англичане полны грез и постоянно пребывают в раздумьях. Их отрешенный, погруженный в себя взгляд – всегда мимо, они никогда не смотрят на тебя в упор, не разглядывают, не меряют с головы до ног, не оценивают твой наряд. Потом один знакомый англичанин как-то сказал мне:
- Привет, мы вчера с тобой в одном вагоне метро ехали.
- Почему же ты не подошел? – удивилась я, мгновенно сделав вывод, что ему, должно быть, неприятна даже мысль о возможности скоротать в моем обществе двадцать минут дороги.
- Ты читала, - в свою очередь удивился он.
И тут я поняла. Пресловутая «privacy» – «частная собственность» - распространяется и на понятие личного пространства. Нельзя нарушать ни границ твоего жилища, ни границ занимаемого тобою места в метро. Даже взглядом. Англичанина не просто пугает неприкрытое любопытство туриста, но и оскорбляет. Слишком пристальное внимание он принимает попросту за отсутствие воспитания. Вот почему они не глазеют друг на друга. Я спросила у хозяина дома, где снимала комнату, можно ли сфотографировать незнакомого англичанина на улице, чтобы он не обиделся.
- Только издалека, чтобы он не заметил, - ответил хозяин. – Это неприлично.
Только с помощью хитрых уловок удалось мне сделать несколько кадров с людьми в Лондоне. Один раз я сфотографировала в упор колоритную даму с двумя огромными собаками в парке. «Надеюсь, вы только из-за собак это сделали?» – мрачно процедила она, поравнявшись со мной. Я до того перепугалась, что забыла, как по-английски будет «Sorry».
Sorry – какая жалость
А вот этого забывать нельзя ни при каких обстоятельствах. Впрочем, тебе и не дадут забыть. То там, то тут слышится привычное сочетание мурлыкающих звуков. Это нежное слово бродит по городу невидимкой, материализуясь в пределах слышимости с завидным постоянством каждые десять-пятнадцать минут.
- Sorry, - бурчит англичанин, когда вы наступаете ему на ногу.
- Sorry, - обаятельно улыбается продавщица, когда вы мучительно долго, но тщетно пытаетесь обнаружить в голове нужное слово, или хотя бы жест, чтобы объясниться.
- Sorry, - говорит стоящий в дверях пассажир в метро и пропускает вас, не дожидаясь такого родного для нас вопроса «Вы не выходите?».
За что же они все извиняются? За то, что случайно оказались на вашем пути или не знают вашего языка? Или сочувствуют, что вы так неуклюжи или так бестолковы, что не можете побороть этот дурацкий языковой барьер?
Да нет, просто это привычка, даже, я бы сказала, доминирующий моральный принцип. Извинись, даже если не виноват, хуже не будет, зато твое и его душевное спокойствие спасено. Это, как теперь говорят, превентивная мера. Действительно, не слишком большая цена за хорошее настроение, правда?
По одежке протягивай ножки
Очень забавно у англичан обстоят дела с модой. Включаю как-то телевизор – а там как раз передача начинается. После заставки появляется на экране студия. Миловидная ведущая, сняв туфли, задрала ноги и вальяжно растянулась на кушетке, покряхтывая от удовольствия. Я открыла рот и не могу издать ни звука. Входит второй ведущий. Девица как ни в чем не бывало надевает туфли, пока он усаживается на свое место, и говорит: «Ну, привет. Так намного лучше. Сегодня мы поговорим о женской обуви».
Это у них такие непосредственные шутки. Речь шла о том, что женщине приходится ходить в офисе на высоких каблуках. Но это еще полбеды. На работе больше сидишь, чем ходишь, можно и потерпеть. Но ехать в транспорте и ходить по улице на каблуках, в модельных жестких туфлях – просто невыносимо. Поэтому, советует ведущая, не стесняйтесь, приходите на работу в старых, удобных башмаках, а там переодевайтесь.
Шутки шутками, но пригляделась я – они ведь так и делают! Представьте, идет женщина в шикарном костюме – длинная юбка, дорогой пиджак – и в КРОССОВКАХ! Клянусь, я не вру. Самое смешное, когда к этим элегантным платьям и костюмам прилагается рюкзак.
Не жизнь, а малина
Англичане не шлепают детей. Таков закон. Он вступил в силу в 40-х годах. Потом, в 60-х, пришли The Beatles, и детям стало все дозволено. Если кто-то увидит, что ты поднял руку на собственного ребенка, тебя могут запросто привлечь к суду. И дети пользуются этим законом на полную катушку.
Они ложатся на пол в магазине, садятся прямо на асфальт. А мама стоит и, терпеливо улыбаясь, ждет, когда безобразник перестанет капризничать и встанет.
– Ну что, мы можем идти? – по окончании представления спокойно спрашивает она, подавая ему палец.
В метро малыш ползает на коленках по вагону. Мать не мешает. Вот девчушка встала ногами на сиденье. Все смотрят на нее, улыбаются. Никто не одернет.
Вот другой случай.
- Я хочу леденец!!! – орет девочка. Ее мама смущенно оглядывается на покупателей и безропотно покупает. «Этот? Или этот?» Никакого раздражения, никаких выговоров и воспитательных процессов. Нельзя.
Вот мама ведет девочку за руку, дочь рыдает. «Ненавижу тебя!!!» – орет она на всю улицу. Мама с улыбкой говорит ей: «Милая, ты просто устала».
Только один раз за полтора месяца в Лондоне я стала свидетелем строгого разговора мамы с трехлетним сыном. Было это в книжном магазине. Мальчик сбрасывал книжки с полок в детской секции. Менеджер секции с улыбкой ходил за ним по пятам и подбирал. Мама его в это время увлеченно разговаривала с пожилой дамой, причем разговаривала по-русски. Заметив, чем занят ее шалун, она резко отняла у него очередную книжку и велела по-английски:
- Подбери!
- Нет.
- Нельзя книжки бросать. Подними сейчас же! А то никогда больше сказок покупать не буду.
- Нет, - заревел сын. Все присутствующие обернулись, затаили дыхание и в ужасе наблюдали за происходящим. Женщина строго разговаривает с ребенком! Нонсенс!
- Тогда мы уйдем, - сказала молодая русская мама и поволокла чадо к выходу.
Они удалились в слезах и соплях. Народ осуждающе переговаривался. Они такого еще не видели.
Пернатый кавалер
Вы не поверите, но в огромном, как море, Лондоне – уйма птиц. Нет, я не имею в виду голубей, их и в Москве навалом. Я имею в виду диких, но вполне ручных гусей, уток, лебедей и другую живность из Лапландии, вольно разгуливающую по берегам прудов в парках. Город вокруг бурлит, а в Гайд-парке – тишина, белки, ежи, даже кролики. И – разнокалиберные крылатые попрошайки.
Вы давали когда-нибудь обещания лебедю? Вряд ли, если только ваше имя – не Нильс. Один важный крылатый джентльмен, весь в черном, за исключением красных ботинок и манишки, довольно долго плелся за мной вперевалку и гугукал. Маньяк! Пришлось обещать, что завтра вернусь с булкой и непременно поделюсь. Я сказала это по-русски, потом для верности повторила по-английски - старательно, с выражением. Отстал наконец. А я пошла дальше в полном недоумении: неужели я настолько комплексую в чужой стране, что беспокоюсь, что этот кривоногий поклонник не разберет моего неуклюжего английского! Ну сами посудите, какая разница птице, на каком языке к ней обращаются. Она же все равно не понимает по-человечьи!
Ленч на свежем воздухе
Угадайте, кому можно поставить памятник в шикарном Гайд-парке, где выгуливается во время ленча детвора из окрестных школ, трогательно раскладывая на травке сэндвичи с яичницей и ветчиной.
Нет, не босоногому генералу посвящен этот памятник, и не юному пограничнику в дозоре. Это памятник Питеру Пену, известному сказочному герою Джона Барта, мальчишке, который умел летать и победил одноглазого пирата по прозвищу Капитан Крюк.
Видимо, в юности англичане так привыкают обедать на свежем воздухе, что и будучи взрослыми дядями и тетями, во время ленча вываливаются на улицу и усаживаются в своих дорогих костюмах на первый попавшийся клочок травы, обложившись бутербродами, хот-догами и чизбургерами с картошечкой из ближайшего «Макдональдса». А покончив с обедом, лежат под скудными лучами лондонского августовского солнышка и мурлычут, как котята, пока перерыв не кончится.
Проще простого
Первое время не понимала, чего мне не хватает на улицах Его Величества Лондона. Потом поняла. Не хватает грязи и нищих.
Дожди идут в августе каждый божий день с завидным постоянством. Но где же лужи? Мои светлые брюки почему-то не облагораживались черными крапинками сзади, как бывает в Москве, а сохраняли первозданную белизну. Потом вычислила причину. У них покатые тротуары. Едва заметный уклон в сторону проезжей части – и вода не скапливается в лужи, а покорно уходит в канализационные отверстия. Открытой земли в городе практически нет, только в парках, поэтому нет пыли. И дырок в асфальте не встретишь, откуда же лужам браться. Проще простого.
А нищие где? Я встретила троих за полтора месяца. Один ночевал на Оксфорд-стрит со своей собакой неизвестной породы. Вечером он разворачивал скатанный в рулон спальник, а утром сворачивал и сидел на нем весь день в обнимку со своим беспородным блохастым другом, беззлобно беседуя то ли сам с собой, то ли с улыбающимися ему (!) прохожими. Второй нашел приют под козырьком гигантского торгового центра. А третий - не помню где и как меня занесло в этот район - напугал меня вопросом «Мелочишки не найдется?» Он неожиданности я, разумеется, растеряла весь свой скудный языковой запас, только рот открыла, как рыба, и молчу. Он ругнулся и дальше пошел.
А мне стало обидно. Нет, не на этого пьяницу я обиделась, отнюдь. Что он мне. Обидно стало за нашу большую страну. За наших старух, от которых мы стыдливо прячем глаза, подавая монету. За правительство, за всех этих толстопузых соотечественников, рвущих друг другу глотки ради места у кормушки. Они же не ездят в метро, не смотрят в глаза какому-нибудь седобородому старцу с печатью благородства на челе, вынужденному руку протягивать к нам, кое-как свившим гнездо на новом шатком дереве, с которого попадали те, кто плохо держался, кто не успел уцепиться, или вообще слаб и когтей не имеет.
Так что, никакой в этом тайны нет. В одном случае – правительство для народа, в другом – пардон, наоборот. Проще простого.
P.S. В каждом музее, в метро, во всех крупных торговых центрах в Англии обязательно есть въезд для инвалидов, специально оборудованный туалет и лифты. А магазины не возвышаются над тротуаром хотя бы на одну ступеньку, как в России, а стоят на одном уровне с асфальтом, чтобы могла заехать инвалидная или детская коляска.
Дворец Правосудия
Ну и махина, я вам доложу. Никак в кадр целиком это здание помещаться не желало. У входа прямо на земле сидят журналисты с аппаратурой и ждут кого-то, чтобы взять интервью. Мои окончившие юридический польские подруги с языковых курсов, где мы вместе учились, потащили меня на экскурсию внутрь. При входе мы подверглись тщательному досмотру на предмет оружия, все съестные припасы типа бананов и чипсов нас заставили выкинуть в специально стоящий там мусорный бак. После чего позволили пройти на балкон, как в театре.
Слушалось непонятное криминальное дело об угоне машины. В центре обитого красным плюшем огромного зала стоял стол и кресла. На креслах восседали юристы в черных накидках и белых кудрявых париках, то ли судьи, то ли адвокаты. Ничего похожего на наши залы судебных заседаний. Но что самое поразительное, один из этих важных персон, подустав, видимо, опираться всем весом на пятую точку, взял и недолго думая положил ноги в ботинках на обитый дорогой красной тканью стол!
Мы с девчонками ахнули. А вершители судеб даже не покосились на коллегу. Обсуждали детали преступления, зевая, а порой и подремывая на глазах у изумленной публики. Вспомнив телеведущую, которая всей стране пожаловалась на неудобные туфли, я поняла, что эта свобода поведения у англичан просто в крови.
В метро, например, они спокойно ставят ноги на соседние сиденья, вытаскивают гамбургеры с Пепси-колой, угощаются и всячески радуются жизни. И это отнюдь не единичные случаи. Никто ни на кого не цыкает, это вообще не принято. В вагонах к вечеру остаются горы мусора, газет, стаканов и оберточной бумаги. Специальные ребята в униформе ходят и собирают весь этот хлам. Поразительно.
Правда, англичане утверждают, что это все туристы безобразят. Хм! В Москве туристов тоже полно, но такого я что-то не замечала.
Скажи, где ты живешь…
Скажи, где ты живешь – и я скажу, кто ты. По крайней мере, о примерном доходе семьи можно судить по месту ее обитания.
Темпл – жилой квартал напротив Дворца Правосудия, где живут все те, кто это самое правосудие вершит. Это как будто маленький внутренний город в большом Лондоне, со своей собственной архитектурой и непередаваемым очарованием. Сплошные арочки, лесенки, воротца, перильца, лепнина. И – строгие дяди и тети в официальных костюмах. Дяди и тети, жующие сэндвичи, на ходу поедающие ленч в обеденный перерыв.
А уважающие тишину и покой преуспевающие англичане предпочитают окраины Лондона. Там тянутся улочки с невысокими частными домами-близнецами, двух-трехэтажными, с небольшими лужайками и палисадниками за домом, а перед входной дверью – обязательные уличные горшки с цветами. Между горшков сидят игрушечные лягушки, гномы, уточки, улитки. Никто их не ворует.
Еще дальше, куда уже не доходит метро, возвышаются шикарные, вольготно раскинувшиеся на приусадебных лужайках домины с башнями и мансардами, многоуровневые, - жилища очччень богатеньких Буратинок. Бурная фантазия щедрых заказчиков заставила эти почти замки отличаться друг от друга и вообще от всего, что было когда-либо возведено на грешной нашей матушке земле.
В центре встречаются здания многоквартирные, четырех- и пятиэтажные, это районы победнее. Но больше частных домов. Вообще Лондон – это не похожие друг на друга улицы, красные черепичные крыши, башенки, шпили. Красивый, уютный, приветливый город.
Каменные кружева
Не могла наглядеться на архитектурные изыски Лондона и других городов Великой Британии. Бродила по улицам, как зачарованная принцесса, отвесив челюсть и умильно улыбаясь, и нащелкала километры фотопленки. Правда, считанные метры удалось не засветить, не испортить или не заслонить - то пальцем, то носом, а то еще чем-нибудь.
Камень английских мастеров архитектуры, кажется, мягок, как пластилин, и послушно следует любому, самому невероятному, пируэту их непосредственной, почти детской фантазии. Недаром Англия – родина поэзии абсурда с неподражаемым Эдвардом Лиром во главе. Кстати говоря, это он повинен в том, что я стала бредить холмами и замками этой удивительной страны.
Англия – страна очень набожная. На каждой улице какой-нибудь костел, или мечеть, и что там еще бывает в мировой религии. Одни храмы взлетают к небесам острыми шпилями, другие грузно плывут, как большие сухопутные корабли, попирая асфальт и расталкивая носом потоки машин. А третьи и вовсе не похожи на дома, где поклоняются Богу, они как будто идут по жизни, легкомысленно пританцовывая и поигрывая веселыми помпонами игрушечных колоколенок.
Гигантские каменные сооружения восседают на площадях посреди любого городка Великобритании как будто специально, чтобы поразить случайно залетевшего дикого туриста множественными шпилями и статуями где-то далеко в голубом поднебесье, в лица которым может заглянуть только случайно занесенный ветром пьяный дельтапланерист. Вот, например, напротив здания Парламента с всемирно знаменитым колоколом Биг Беном расположилось самое настоящее чудо природы – Вестминстерское Аббатство, ажурная, хрупкая, почти прозрачная махина. Удивительно, что это трепетное сооружение твердо стоит на земле, а не парит в воздухе, как и подобает воздушному замку.
Чистое искусство
На станции метро Конвент Гарден, рядом с музеем транспорта, есть небольшой рынок, где продают всякую всячину, в основном для туристов. Около рынка – ряд магазинчиков примерно с тем же товаром и энное число кафешек с пластиковыми стульями и столами на открытом воздухе. В середине – площадь, которую окружают скамейки и любопытные.
На площади – поют.
Поют и играют. В основном классику. Арии из знаменитых опер и оперетт. Выступающие сменяются после каждого номера, строгая очередь. Класс исполнения – профессиональный, голоса – бесподобные. Зрители не скупятся на аплодисменты. Две миловидные барышни, как мне помнится, пели по-итальянски что-то ужасно знакомое, но вспомнить не могу. Зато голос одной из них – низкий, чистый, с переливами, как бурливая горная речка – до сих пор гудит в ушах.
Что самое странное – никаких, пардон, милиционеров. Чистое искусство.
Равенство по-американски
Интересный факт. Мой многоюродный умный брат преподает математику в американском университете. Так вот, он рассказал, что американки вообще наотрез отказались от платьев и юбок и прочно влезли в джинсы. Если девушка придет на занятия в платье, на нее будут все коситься. Девушки отвергают свою половую принадлежность настолько яростно и категорично, что нормальному русскому парню лучше вообще не смотреть на них, чтобы не было повода обвинить его в сексуальных притязаниях!
Бедняге приходится на уроке мысленно подсчитывать, сколько ребят он спросил и сколько девушек, чтобы про него не дай Бог чего дурного не подумали. Вообще, американки считают, что русские слишком сексуальны, как женщины, так и мужчины, и что в России – слишком ярко выраженный патриархат, поскольку русские мужья всегда оставляют за собой последнее решающее слово. А нам-то казалось, что у нас равенство. Оказывается, с точки зрения иностранца, у нас «все равны, но некоторые равны больше, чем другие». Цитата из Оруэлла.
Брат мой говорит, что сейчас даже в языке американцы стараются стереть признаки половых отличий. Например, они стали говорить не chairman – зав. кафедрой, а chairperson. Поскольку man – человек, мужчина (англ.), а person – человек, персона, личность (англ.) – без определения пола, как мужчина, так и женщина. А еще феминистки предпочитают обращение Мисс и Миссис заменять на Миз, которое ставится перед именем независимо, замужем женщина или нет.
Впрочем, каждый по-своему с ума сходит.
Прощальный гамбургер
Накупив в дешевом магазинчике «Second hand» шикарных заморских подарков для родных и близких, отважная лягушка-путешественница обнаружила, что срочно необходимо найти двух уток с прутиком в клювах, чтобы донесли ее до самолета, а то и двух маловато будет, если брать в расчет весь этот багаж. Но мир не без добрых птиц. Нашлись добровольные провожатые.
Сидим мы с доброжелательными утками в аэропорту, ждем, когда мне, наконец, подадут самолет. Время обеденное. Пора бы и клювом пощелкать. Покупаем сэндвичи, которые к концу полуторамесячного обучения довольно-таки всем приелись, ибо это – самая дешевая еда в Англии.
И что вы думаете. Печально вгрызаюсь я в лакомство и – О УЖАС! – слышу до боли знакомый хруст. Прощай, дорогой Лондон. Прощай, не менее дорогой передний зуб. Мы так друг с другом сроднились за это время, мы столько вместе пережили.
Кто-то кидает монетки в фонтан, а кто-то расстается с тем, что намного ценнее монетки. Да что зуб. Я внушительную часть души оставила в этом удивительном городе, в этой волшебной чужой стране. Смею ли я надеяться, что еще раз пройдусь по промытым ежедневными дождями мостовым, мимо приветливых домов, встречающих прохожего цветами, мимо улыбающихся незнакомых людей, говорящих на чистейшем английском? Не будем загадывать, мир слишком изменчив.